Пожар на «Туркмении» разделил судьбы многих людей на «до» и «после». Приморский музей имени В.К. Арсеньева публикует воспоминания тех, кто прошёл через события страшной, хотя и почти счастливо закончившейся ночи 10 ноября 1986 года. Текст предоставила журналист Светлана Шпилько.
«32 года уже прошло… Выросли участники этой трагедии. Многие уже сами — родители. Но уверена, что каждый помнит ту страшную ночь с 9 на 10 ноября 1986 года. По-своему. Итак, обо всём по порядку. В дни осенних каникул в Приморье проходили «Дни детского творчества» — на шикарном теплоходе «Туркмения» состоялся круиз на север Приморского края. Это был настоящий праздник и для участников круиза, и для жителей отдалённых районов края, — всё на высшем уровне. И вот в последний вечер дирекция круиза приняла решение продлить дискотеку в музыкальном салоне для старшеклассников. А надо сказать, что на судне были дети от 6 до 17 лет. Малыши уже спали в своих каютах. И ничто не предвещало беды.
Сейчас, спустя столько лет, понимаю, что эта дискотека и спасла жизни многих ребят — они находились в одном месте и поэтому при сообщении о возникшем пожаре они немедленно отправились к спасательным шлюпкам. И экскурсия по кораблю, которую организовали члены экипажа для ребят в первый день круиза, конечно же, помогла. А ещё — детская дисциплинированность. Они, как маленькие солдатики, выполняли поступающие инструкции. Ну, а мы, взрослые участники круиза, выносили из кают спящих малышей — заворачивали их в одеяла. До сих пор не могу понять, как я на высоких шпильках в вечернем платье (была же с ребятами на дискотеке) спускалась по лестницам. Команда судна организовывала спуск спасательных шлюпок – опускали их до уровня палубы и туда по очереди садились пассажиры. Когда очередная шлюпка была заполнена, опускали лебёдки и шлюпка плюхалась в воду. Сейчас понимаю, что это был очень опасный момент… А если бы одна лебёдка пошла, а другую заело? Ну, слава Богу и экипажу, все лодки были в отличном состоянии. На всех детей надевали спасательные жилеты — как ими пользоваться, рассказывали на экскурсии, и теперь эти знания пригодились.
Капитан Клим командовал посадкой и, как только очередная лодка была заполнена, гнал от судна. Теперь-то я понимаю, чего он опасался — судно могло взорваться в любой момент, ведь в баках было полно топлива. В коридорах судна уже ничего не было видно — был едкий дым, першило в горле, слезились глаза… Но у меня же в каюте был диктофон — я была в круизе как журналист ПТР и готовила серию материалов о днях детского творчества. Я побежала в каюту, но Сергей Ерёмин меня опередил и принес мне диктофон и шубку. Тогда был очень холодный ноябрь, не то, что сейчас. Когда я села в шлюпку, наполненную детьми, то ответственный за её жизнедеятельность матрос багром оттолкнулся от судна и, помню, как капитан кричал: «Быстрей! Отходите от судна!» Наша шлюпка оказалась в числе предпоследних. Те, кто оказался на сиденьях с вёслами, гребли изо всех сил. Всем было страшно, ведь взрослые понимали опасность ситуации — ночь, болтанка, открытое море… Дети так и не поняли всей опасности, думали, что это учебная тревога. Спрашивали: «Скоро мы обратно вернёмся?»
Поднялась большая волна — открытое море. Когда мы оказывались внизу, судна, от которого мы старались подальше отойти, не было видно. А тут ещё и дождь со снегом… Было очень холодно. Маленькие дети начали плакать. Я, как могла, успокаивала их, рассказывала сказки. Некоторые малыши даже задремали. В море провели мы 2 часа 40 минут. Что будет впереди? Никто не знал. И в какой-то момент начали терять надежду. Очень хотелось спать и пить, а воды не было. Подташнивало, ведь на волнах, как на качелях, — вверх-вниз…
Вдруг послышался рокот двигателей и нас ослепило несколько прожекторов. Мы поняли — помощь идёт! Нас спасут! Мы кричали «Ура!» и ощущали такое облегчение, ещё не представляли себе, как трудно будет подниматься по трапу на одно из судов. Несколько раз подходили к судну и никак не могли пришвартоваться — мешала волна. Позже, когда получилось, нам сбросили трап, верёвочную лестницу. Сначала деток поднимали. И, знаете, мальчики-подростки вели себя, как настоящие мужчины-рыцари — когда я пропустила их вперед, один из них сказал: «Вы — женщина. Поднимайтесь». У меня слёзы на глаза навернулись… Дома меня ждали пятилетняя дочь, муж и пожилая мама, а я уже чего только не надумала, когда мы в лодке ждали спасателей. И, знаете, так хотелось жить! С трудом поднялась по трапу, и, когда ступила на палубу, было такое неописуемое чувство радости, восторга и облегчения… Нас спасли! И когда по трапу поднималась, мне было всё равно, что я в колготках и платье задирается. Нас спас экипаж сейнера «Важгорск» (Петропавловск-Камчатский). Конечно, я, как русалка из моря — нарядная, на шпильках, но зарёванная. Косметика расмазалась, но тогда меня это не волновало.
Ребята, как воробушки, позабивались в каюты, а мы, взрослые, до конца не знали, все ли дети живы? И стали переписывать всех. Делали это по очереди. Когда подошла моя очередь, я несколько десятков переписала, а потом почувствовала себя плохо — затошнило. Ещё бы — такая болтанка и такой стресс. А накануне дискотеки на «Туркмении» у нас был конкурс по лепке пельменей, вот они-то и рвались наружу. Помню, по палубе «Важгорска» бегал матрос и предлагал солёный огурчик и воду… К утру нас доставили в Находку. А там уже стояло милицейское оцепление и мы перешли на теплоход «Приамурье».
10 ноября — День милиции и наш второй день рождения. И, хоть в 1986 году, ещё существовала жёсткая цензура и о пожаре не говорили, эта информация просочилась в народ, — родители детей приехали в Находку. Но их за оцепление не пустили. А нас разместили на «Приамурье» в каютах. В одной из них устроили штаб и там составляли списки. Слава Богу и организованной операции по спасению пассажиров экипажем судна «Туркмения» во главе с капитаном В.Г. Климом, все пассажиры были живы. Погибли два члена экипажа. Но тогда мы об этом не знали. От нас пахло дымом — мы были в том, в чём нас застал пожар: ни платка носового, ни расчёски… Когда ели в ресторане судна, официантки и члены экипажа на нас так жалостливо и сочувствующе смотрели… Ведь то, что нас спасли, было чудом! Через два года, в мае 1988-го, на теплоходе «Приамурье» произошёл пожар в Японском порту Осака, у причала. Об этом особо не распространялись — цензура. И там было 11 погибших. Туристы не смогли выбраться из своих кают, путь к спасению им преградил огонь. Были и пострадавшие — те, кто выпрыгивал с палубы в море, получили различные травмы.
Когда мы пришли во Владивосток, спасённых ребят надо было одеть. Вещи привезли из пионерлагеря «Океан».
В моей семье уже думали, что всё — ни жену, ни маму не увидят. Мои коллеги «постарались» — позвонили мужу и сообщили: «Судно «Туркмения», на котором Светлана Руслановна ушла, сгорело». Трудно даже представить их состояние! Мама никогда меня не встречала из командировок, а в этот раз решила прийти — вот что значит материнское сердце, которое чует беду. Пришла на причал Морского вокзала, ждёт… Спросила: «Когда «Туркмения» придёт?» Ей в ответ: «Никогда! Она сгорела!» А к причалу уже пришвартовалось «Приамурье». Я помогала выдавать пуховики пострадавшим, и тут по громкой связи меня вызвали к трапу. Пошла и увидела маму, всю в слезах. Я, естественно, вышла и… так завершился мой круиз. Мы с мамой на трамвае №5 с вокзала поехали домой. Всё произошедшее казалось мне дурным сном. Я пыталась что-то сказать, но не могла — не было голоса.
Дома меня ждали муж и маленькая дочь, и я поняла, что это и есть счастье. На следующей день позвонила в редакцию — тогда главным редактором художественного вещания на радио была Галина Яковлевна Островская — и сообщила о том, что произошло. Осталась дома, а через несколько часов ко мне приехал журналист Алексей Степанов и попросил рассказать о произошедшем. Я, конечно, рассказала, но когда слушала свой комментарий в эфире, понимала: часть рассказа хорошо «подчищена» цензором.
Потом целый месяц больничного — надо было лечить простуду и восстанавливать голос. У меня даже тембр изменился. Как объяснил фониатор, это произошло из-за стресса.
После пережитой трагедии я, пока работала на радио и телевидении, боролась с этим. Увы, это было очень трудно. Теперь живу и радуюсь каждому дню, ведь, если бы не грамотные действия экипажа, нас, участников того круиза, могло бы и не быть…»
